Артур Лесько: "Кривбасс" лишил меня футбола на два года"
Два последних года для 25-летнего экс-голкипера минского "Динамо" и молодежной сборной Белоруссии по футболу Артура Лесько удачными точно не назовешь — пресловутый легионерский хлеб, которого чемпион Беларуси-2004 сполна вкусил в криворожском "Кривбассе", оказался по-настоящему горьким. Об этом с вратарем, три недели назад добившимся от украинского клуба статуса свободного агента, мы преимущественно и разговаривали.
— Артур, тебе не кажется, что, уехав в "Кривбасс", ты, по сути, потерял почти два года карьеры? Ты как будто в армию сходил…
— Не просто кажется, я в этом уверен. Хотя не мной сказано: "Все, что не убивает, делает нас крепче".
— Что эти два года в Украине тебе дали, а что забрали?
— Забрали? Футбол. Ведь в "Кривбассе" мне попросту не давали играть. Причем в последний год не только за первую команду, но и за дубль…
То есть "Кривбасс" лишил меня футбола на два года. Футбола в самом широком значении этого слова: я лишь тренировался, и все. А ведь любому футболисту не просто хочется играть — игровая практика крайне необходима.
С другой стороны, за это время приобрел огромный жизненный опыт: в нашем мире, к огромному сожалению, очень мало людей, которым можно доверять. И я однозначно понял, что к каждому пункту профессионального контракта нужно подходить скрупулезно и более настойчиво — на слово верить нельзя, в трудовом соглашении все должно быть четко прописано.
— Например?
— Когда я говорил, что следовало бы включить в контракт тот или иной пункт, мне в "Кривбассе" отвечали: "Да не переживай ты по этому поводу, все будет нормально, это, мол, простая формальность". На деле же вышло, что совсем не формальность…
Поэтому впредь при составлении контракта буду проявлять принципиальность, дабы обезопасить себя по максимуму — никто не знает, как жизнь сложится. Тем более что со мной такое не в первый раз — до "Кривбасса" я тоже сталкивался с тем, когда слова расходятся с делом.
— Получается, руководители клубов являются подлинными хозяевами своих слов — сами дали слово, сами назад забрали…
— Совершенно верно. Поэтому, повторюсь, что в следующий раз я лучше все пункты пропишу в контракте, нежели поверю людям на слово.
— Знаешь, я был неприятно удивлен, как тебя прессовали в "Кривбассе". Ведь тренер вратарей криворожского клуба Тарас Гребенюк работал с голкиперами в минском "Динамо" в чемпионском 2004 году…
— Если честно, я до сих пор расстроен, как сложились в "Кривбассе" наши отношения с Тарасом Александровичем. Никогда не мог подумать, что подобное возможно…
Однако большой обиды я на него не держу: он просто оказался немножко слабохарактерным человеком. Думаю, причина в том, что в отличие от "Кривбасса" в минском "Динамо" Гребенюк имел право голоса. Юрий Владимирович Шуканов дал тогда ему, по сути, карт-бланш: "Ты, Тарас, занимаешься вратарями, в твою работу никто не вмешивается, как ты сказал, так оно и будет".
В "Кривбассе" же ситуация принципиально иная — там Гребенюк не имеет права голоса, он просто тренирует вратарей. А все решает главный тренер Олег Таран.
Не единожды были ситуации, когда Тарас Александрович мог настоять на своем, сказать: "Давайте, попробуем Лесько". Но он этого не сделал. По каким причинам, не знаю, возможно, побоялся взять на себя ответственность…
Хотя, например, в тренировочном процессе у меня с Гребенюком не возникало никаких проблем. Он лично мне говорил, что я сильнее других вратарей "Кривбасса". Однако этого, как оказалось, было недостаточно — существует немало других факторов, влияющих на то, кто будет играть, а кому придется полировать лавку…
— А ты не задумывался, почему у тебя с Тараном не сложились отношения?
— Конечно, задумывался. Но собственные выводы оставлю все-таки при себе. Единственно, я не могу понять, почему ситуация в "Кривбассе" сложилась именно так, а не иначе. Это тот вопрос, на который я не могу найти ответа…
Ведь до тех пор, пока в мае 2009-го "Кривбасс" выставил меня на трансфер, я, видя, что шансов заиграть мало, каждые полгода просил руководство, чтобы меня либо отдали в аренду, либо отпустили из клуба. То есть предлагал спокойно сесть, все обсудить и все-таки решить вопрос так, чтобы я мог играть. Но каждый раз слышал от Тарана одно и то же: "Нам нравится, как ты работаешь, ты нас устраиваешь, мы на тебя рассчитываем".
А потом в один "прекрасный" момент объявили, что я выставлен на трансфер… Эта новость поразила меня, как гром среди ясного неба.
— Три месяца до вынужденного отъезда назад в Кривой Рог ты самостоятельно поддерживал форму с дублем минского "Динамо".
— Да, сначала с дублем, потом — с основой.
— Я думал, что уже в августе ты получишь статус свободного агента, и твои кривбассовские мытарства на том завершатся, однако процесс затянулся до зимы. С каким настроением ты возвращался в Кривой Рог?
— Мягко говоря, с очень плохим. Мне жутко не хотелось туда возвращаться и вновь видеть тех людей, которые так поступили со мной…
Когда я приехал, со мной никто не захотел даже разговаривать. Я в первую очередь позвонил генеральному директору клуба Александру Затулко, чтобы договориться о встрече и попытается найти компромисс. Но Александр Владимирович отрезал: "Нам с тобой не о чем разговаривать — ты в дубле".
— Причем без права играть за дубль…
— Да! Более того, Затулко мне сказал, что если я буду много разговаривать, то меня переведут еще ниже, в команду кадетов…
Нечего не поделаешь, начал работать с дублем. Понятно, нередко резервный состав пересекался с первой командой, так вот, некоторые тренеры со мной даже не здоровались.
— Почему?
— Не знаю, может, считали, что я им что-то плохое сделал… Но их отношение ко мне очень не понравилось.
— Кто помог выстоять, не сломаться?
— Моя семья. Если бы не жена и дети, мне было бы в Кривом Роге просто невыносимо, тяжелее в тысячу раз. Поддержка чувствовалась только от Тани и Ярослава с Даниилом.
Кстати, именно супруга настояла на том, чтобы поехать вместе в Кривой Рог. И за это ей огромное спасибо. "Мы в любом случае едем с тобой", — сказала Танюша. Уходя на работу с тяжелым сердцем, домой возвращался как на крыльях, поскольку знал: меня там с нетерпением ждут любящие и любимые жена и сыновья.
