Мирча Луческу: "У меня нет проблем с братьями Суркисами. Я их уважаю..."
Кто он - тренер донецкой команды "Шахтер" Мирча Луческу? Философ, полиглот, человек с твердыми жизненными принципами... Но в первую очередь известный в Европе тренер, который знает цену победам и поражениям, держится независимо и уверенно. В его тренерской биографии - известные клубы Европы: румынские "Динамо" и "Рапид", итальянские "Брешиа" и "Интер", турецкие "Галатасарай" и "Бешикташ". Но он никогда не забывает, с кем делал первые шаги...
Джелу Симок - бывший президент клуба "Корвинкул", где Луческу начинал тренерскую карьеру, - хранит дома коробку из оргстекла с его бутсами. "В бытность игроком Мирча трепетно относился к обуви, - вспоминает Симок. - После матча он сразу приходил в раздевалку, очищал их от грязи и до блеска надраивал кремом. И постоянно говорил футболистам, чтобы они не устраивали бардака в раздевалке. "Бутсы для футболиста - это как ручка для клерка. Мы ими зарабатываем на хлеб", - повторял он. В 1982 году, когда Мирча перешел на постоянную работу в сборную, он принес свои бутсы Симоку: "Господин Джелу, в этой обуви я делал свое дело в Хунедоаре. Возьмите ее и никому не отдавайте". Но где-то в 1999 году, когда Луческу тренировал уже "Интер", тот решил продать реликвию Моратти... Узнав об этом, Мирча страшно разозлился: "Эта пара обуви - необычная, и ей место там, где я ее оставил".
Два с половиной года назад Луческу возглавил донецкий "Шахтер". И если бы сегодня зашла речь об экспонате для клубного музея, им бы стали не бутсы, а шапка. Та самая, которую он швырнул на футбольный газон во время матча "Динамо" (Киев) - "Шахтер". Тогда эти кадры обошли все телеканалы, а отголоски того скандала до сих пор муссирует пресса...
"В 35 ЛЕТ ФУТБОЛИСТЫ ПРОЩАЛИСЬ СО СПОРТОМ И, НЕ УМЕЯ ДЕЛАТЬ НИЧЕГО ДРУГОГО, НАЧИНАЛИ ПИТЬ"
— Вы родились в трудное время — в год окончания Второй мировой войны. Ваш отец воевал, потом долго болел, семья наверняка нуждалась. А ведь покупка футбольного мяча была достаточно дорогим удовольствием...
— Да, мы очень трудно жили. Подарков я никогда не получал и игрушки себе делал сам. Мы с братьями играли в футбол все свободное время — других развлечений просто не было. Пинали тряпичный мяч, два на два. Умудрялись делать пасы в тесной комнате между кроватями. Отец ничего не понимал в футболе. Однажды он попытался пробить, но, не зная, как это сделать, ударил по мячу двумя ногами одновременно и упал на спину. Настал момент, когда он понял, что у меня это хорошо получается, и обрадовался. Я — единственный из всех братьев, кто чего-то достиг в футболе.
— А что рассказывал отец о войне?
— Из его рассказов я запомнил только чувство страха, которое он испытывал на передовой. Ему посчастливилось выжить, но фронтовые испытания ослабили его здоровье, аукнулись туберкулезом. Отец был малограмотным человеком, но каким-то особенным. Никогда не поднял на нас, детей, руку. Если же мы переходили грань дозволенного, запирал виновного в комнате, не обращая внимания на слезы мамы с сестрой. Постоянного жилья у нас не было, мы кочевали с места на место. Когда родители работали в большой бухарестской больнице, мы вообще жили в военной казарме...
— Помните свой дебют в сборной Румынии?
— Еще бы. Мы играли с командой Швейцарии. У нас на правом фланге был Пыркалаб — очень сильный и взрывной игрок, которого прозвали Копьем Карпат. Я знал, что меня выпустят на непривычный левый фланг, и заранее начал готовиться. Жил тогда я в общежитии и прямо там отрабатывал удары с левой. Выходил в душевую, чтоб никому не мешать, и стучал мячом о стену левой ногой. Мы победили со счетом 4:2. Причем все четыре мяча были забиты с моих передач...
— Сегодня вы известный, богатый человек, у вас есть все, даже университетский диплом. Впрочем, советские футболисты тоже получали дипломы престижных вузов — но не профессию. Учиться им было некогда — игры, сборы, тренировки...
— Такая система была и в социалистической Румынии, где в чемпионате участвовали четыре студенческие команды. Одна принадлежала армии, другая — Министерству металлургии, третья — Министерству легкой промышленности... Ребята, которые хотели играть в футбол, естественно, шли в эти команды, где им были гарантированы дипломы о высшем образовании. И в придачу офицерское звание.
Я, кстати, никогда не зацикливался на спорте. Хорошо учился в школе, затем изучал экономику в университете — на стационарном отделении, между прочим. Тренировался по индивидуальному графику. Честно говоря, я был намного образованнее своих товарищей по команде, которые ничего, кроме футбола, не хотели знать. Вполне мог состояться как дипломат или заниматься, к примеру, международной торговлей. Играя в "Динамо" (Бухарест), получил звание полковника, но из армии решил уйти...
Мы считались любителями, хотя на самом деле футбол был нашей профессией. Она давала нам зарплату, не сравнимую с той, что получали тогда в социалистической Румынии, позволяла иметь отдельную квартиру, машину, но и поглощала нас полностью, поэтому многие футболисты не находили времени учиться и совершенствовать себя. В 35 лет они прощались со спортом и, ничего больше не умея делать, начинали пить. А я даже женился между экзаменом и тренировкой. Из аудитории быстро побежал в загс, расписался в свидетельстве о браке и трамваем — на стадион: в тот день национальная сборная Румынии играла с итальянской командой. Я очень спешил. А моя новоиспеченная жена Нелли растерянно бежала за трамваем. Она не могла понять, как же я мог с ней так поступить.
— Случалось ли нарушать режим ради молодой супруги?
— Очень редко. Вскоре после женитьбы Нелли уехала к родным, а у меня началась подготовка к новому чемпионату. Однажды я не выдержал и сбежал к ней. Меня все время не было с ней рядом. И когда сын родился, я тоже очень редко бывал дома. Как-то на сборах в Мексике команда провела в тренировочном лагере почти 30 дней. Мы были изолированы от внешнего мира, от семьи. Игра, к примеру, намечена на воскресенье, а нас уже со вторника закрывали на базе. Я знаю: в СССР было так же, и как тренер совершенно не приемлю такую подготовку.
"Я НЕ ВОЗВРАЩАЮСЬ В РУМЫНИЮ, ЧТОБЫ НЕ СОПЕРНИЧАТЬ С СЫНОМ"
— Значит, сын видел вас только по телевизору. Любовь к футболу передалась ему генетически?
— Я каждую свободную минуту проводил с Разваном. Как сейчас помню, он встречал меня дома с маленьким национальным флажком. Потом мы играли в футбол прямо в комнате: воротами служил дверной проем, а роль судьи доставалась Нелли. Все вместе мы пели гимн страны. Когда я снова уезжал, малец уже сам играл в футбол.
Если честно, мне не хотелось, чтобы он связывал свою жизнь с этим видом спорта. Я записывал его в разные секции, но без особого успеха. Тогда я сказал: "Если хочешь остаться в футболе, ты должен стать хорошим вратарем, чтобы тебя не сравнивали со мной". Ведь очень редко бывает, чтобы сын в игре превзошел отца. И он встал в ворота, играл за национальную сборную. Но голкипер должен быть высоким, а Разван ростом не вышел. Зато этот недостаток он компенсировал амбициями и трудолюбием. Стал вице-президентом клуба, который выиграл чемпионат Румынии.
В один и тот же год его назвали лучшим руководителем в румынском футболе, а меня — лучшим тренером Румынии. Вот такое совпадение. Но очень скоро я увидел, что сын страдает. Ему хотелось находиться среди футболистов, а не сидеть в кабинете. И хотя раньше я всегда отговаривал его от тренерской работы, потому что это очень тяжелая профессия, на этот раз сказал: "Попробуй стать тренером, изучай специальность". Сейчас он читает всю новую литературу о футболе и в этом опережает меня. Разван сегодня самый перспективный из молодых румынских тренеров. Я и в Румынию пока не возвращаюсь, чтобы не соперничать с сыном. С ним и с моими учениками, которые давно уже сами тренируют игроков, — они мне, как дети.
— Ваша книга "Мираж газона", изданная в 1981 году, сегодня в Румынии раритет. Но обычно-то мемуары пишут уже на пенсии... Почему вы вдруг взялись за перо?
— Мне нужно было выплеснуть, проанализировать все, что происходило со мной в тот момент. Я тогда совмещал карьеру игрока и тренера в команде "Корвинул" из Хунедоара (это такой промышленный город), которая в первый же сезон вышла в элитный дивизион, а позже получила бронзу.
Мне говорят, что это звезды так встали и мой приезд в Хунедоар совпал с появлением там футболистов уникального поколения. Но так не бывает! Просто я работал с полной отдачей и мои футболисты отвечали мне тем же. Это был важнейший период в моей жизни. Я имел то, чего не имели другие: мои сокурсники, которые к тому времени работали в посольствах по всему миру, присылали мне спортивные журналы и газеты. Я не только учился на тренерских курсах, но и учил языки (итальянский, французский, испанский), штудировал периодику. Мне поступала информация, в закрытом обществе недоступная. Коллеги, конечно, обижались, что я и играю, и тренирую, но мне нравилось бегать вместе с моими мальчиками!
Ребятам было 17-18 лет. Мы выросли вместе, глядя друг другу в глаза: я футболистам, а они — мне. Когда прошли в третий раунд Кубка УЕФА, сразу семерых игроков пригласили в национальную сборную. Четверо из них сыграли свыше 70 игр за национальную команду. Но я старался сделать из них современных людей: заставил всех поступить в местный инженерный институт, ждал их после лекций и отвозил на тренировку. Тогда футболисты часто заканчивали свою карьеру, не имея ни дома, ни заработка. Я учил их не сорить деньгами, не кутить, зарабатывать на жизнь футболом, а не "купи-продай", чем в то время занималась вся Румыния. Многие из них потом женились на умных и красивых дочках партийных боссов, что было очень престижно в то время.
Чтобы подключить как можно больше болельщиков, я писал программки к матчам, создал специальное издание для фанов, напросился вести специальную колонку в местной газете "Путь к социализму". Я даже написал текст гимна "Корвинула", который исполнял местный хор, а потом и весь стадион! В то время стадионы в Румынии были пустые, а на матчи моей команды, которая дома забивала по шесть-семь мячей, набивались полные трибуны.
Обо всем этом я и рассказал в своей книге. Но с тех пор много воды утекло — может, еще одну напишу, о том, что происходило дальше. Кстати, тут недавно в Румынии свою книгу обо мне под названием "Луческу" презентовал Георг Николаеску.
— Ту самую, на обложке которой вы целуете в макушку сына Развана?
— Да, этот снимок был сделан после матча в Донецке. Тогда "Шахтер" проиграл "Рапиду"...
— В "Шахтере" сегодня играют футболисты из разных стран. Отсюда различия в культуре, вероисповедании, воспитании. Как удается вам их объединить в одну команду, научить понимать друг друга?
— Что касается спортивного режима, то нужно чувствовать момент и не путать работу с личной жизнью. Своему делу нужно отдавать себя полностью, любить его всей душой. И даже если иногда расслабляться, то делать это интеллигентно, в меру, проявляя разборчивость в качестве напитков. А расслабляться нам просто необходимо, потому что мы много и трудно тренируемся. Но каждый должен ощущать себя частью целого: один опоздал, другой разленился — значит, страдает вся команда. Дисциплина — это прежде всего уважение друг к другу. Они должны прийти к этому осознанно. Я никого не наказывал.
Принимая новую команду, стараюсь передать игрокам свою жизненную философию. И начинается процесс воспитания — спортивного, человеческого. Я не просто даю какие-то упражнения, а закладываю принципы поведения на поле и в жизни. Поначалу игроки многого не воспринимают, но со временем они все лучше меня понимают и достигают хороших результатов. Наша команда очень молодая, но я знаю точно: когда мы расстанемся, эти ребята будут воспитанными и интеллигентными людьми. Я нахожу с ними общий язык, потому что не чувствую своего возраста, мне кажется, что во мне за эти годы ничего не поменялось. У меня большой тренерский и жизненный опыт, который меня не подводит. А общение с молодежью мне помогает идти вперед и не чувствовать возраста.
— В газетах писали, будто игрокам "Галатасарая" вы запретили придерживаться мусульманского поста...
— Это неправда. Запретить мусульманам соблюдать обычаи я не мог, потому что к любой религии отношусь с уважением. Прежде всего я старался их понять. Но на футбольном поле нужны силы, а откуда их взять истощенному организму? Даже водители, когда постятся, засыпают за рулем. Хорошо, хоть завтрак правоверным принимать разрешается — в том случае, если человек помогает бедным. Ну а тех игроков "Галатасарая", которые были радикальными мусульманами, я просто не заявлял на матчи — они не смогли бы играть.
"КАЗНЬ ЧАУШЕСКУ БЫЛА БОЛЬШОЙ ОШИБКОЙ"
— Перед Новым годом весь мир наблюдал за казнью иракского диктатора Саддама Хусейна. В свое время румынский диктатор Николае Чаушеску был расстрелян... Если бы от вас зависело, вынести этим людям смертный приговор или сохранить жизнь, какое бы вы приняли решение?
— Это совсем разные ситуации. Хусейн был настоящим диктатором, погубил тысячи людей. Режим Чаушеску в корне иной. Этот человек с 14 лет верил в коммунизм, то была его идеология. Он никого не убивал. Говорили, что чета Чаушеску скопила большие богатства, но никто ничего так и не нашел. Зато он много построил в Румынии. На судебном процессе его сын сказал: "Вам и 10 лет не хватит, чтобы покрасить все, что построил отец".
Да, жизнь во времена Чаушеску была трудной — люди недоедали, оставались без тепла на зиму, им запрещалось выезжать за границу. Но в 90-м году социалистическая Румыния не имела долгов. Если бы в тот момент румынский лидер ушел сам, ему бы аплодировала вся страна. Но он считал, что может позволить себе все. Его смерти хотели только для того, чтобы поменялась власть. Ему инкриминировали то, чего он не совершал. Я думаю, судебный процесс над ним будет когда-нибудь пересмотрен. Казнь Чаушеску была большой ошибкой.
— Вы бросили вызов очень влиятельным людям в украинском футболе — братьям Суркисам. Могли бы позволить себе это, если бы не были известным европейским тренером?
— С Суркисами лично у меня нет никаких проблем. Я их уважаю за то, что они многое делают для "Динамо" (Киев), для украинского футбола, и по-человечески могу сказать о них самые добрые слова. После распада СССР в республиках начали разыгрывать внутренние чемпионаты, встал вопрос о новых структурах. Их создание — сложный процесс, который должен идти демократично.
Каким бы Григорий Суркис не был корректным и справедливым руководителем, все равно "Динамо" (Киев) — это его ребенок, которого он поднял, поставил на ноги. И конечно же, в душе он страдает, когда его любимая команда не радует хорошими результатами.
В Украине есть много богатых людей, которые знают: с помощью футбола можно добиться определенных высот, известности. Они готовы вкладывать в футбол деньги, но им нужны победы, а не поражения. Разуверившись в своих шансах, они начинают задумываться: "Зачем вкладывать деньги, если мы все равно останемся "третьими", "четвертыми", "пятыми"? Исключение — президент клуба "Шахтер", создавший конкурентоспособную команду, которая может биться с "Динамо" (Киев).
Футбольный мир живет по своим законам, и они должны быть одинаковы для всех. Еще раз подчеркну: лично против Суркисов я ничего не имею, но считаю, что вправе высказывать собственное мнение. Я начал тренерскую карьеру, будучи еще игроком, возглавлял национальную сборную, которая обыгрывала чемпиона мира — сборную Италии. С тех пор мой рейтинг никогда не падал. Я четырежды приводил команды к чемпионству — два раза в Турции, дважды в Украине. Высказываясь откровенно, я никого не хотел обидеть — напротив, это меня пытались оскорбить через газеты.
— Вы всегда режете правду-матку? Даже президенту футбольного клуба "Шахтер" Ринату Ахметову?
— Да, и это нормально. У нас бы не было никаких отношений, если бы я не говорил то, что думаю. Решения президент принимает сам. Но мой долг — выразить свое мнение. Не думаю, что человеку в моем возрасте и с моим опытом нужна какая-то цензура.
— Вы человек твердых принципов, своеобразной философии... Вам есть что рассказать внукам, с которыми вы видитесь редко. Но когда-нибудь время появится. Чему хотелось бы успеть их научить?
— Мы с внуками очень дружим. В общении со мной у них нет никаких комплексов. С сыном было иначе. А с ними мы на ты. С двух лет они уже ходили в американский детский сад. Я уверен, что без знания языков человек не может быть полноценным. Им со мной повезло — я имею возможность оплатить сегодня их обучение в Швейцарии. Мы дали им хорошее воспитание, и это главное. Все, что Матей и Мария видели в семье, они, надеюсь, пропустят через себя и на этой основе будут выстраивать уже свою жизнь.
НЕЛЛИ ЛУЧЕСКУ: "СРАЗУ ПОСЛЕ РЕГИСТРАЦИИ БРАКА МИРЧА СЕЛ В ТРАМВАЙ И УЕХАЛ НА СТАДИОН"
Нелли Луческу давно мечтала побывать в Украине, на родине своей мамы. Мечта сбылась с назначением ее мужа — Мирчи Луческу — тренером команды "Шахтер". Правда, Киева Нелли пока не видела, зато успела побывать в Краснодоне, о котором слышала еще школьницей, изучая роман "Молодая гвардия". Сегодня она живет в Донецке и, поджидая мужа после долгих тренировок, листает книги о жизни Пушкина и Гоголя. Ей многое непонятно, но с помощью книг она надеется совершенствовать свой русский. Самый трудный для Нелли день в Донецке — тот, когда на стадионном поле сошлись команды мужа и сына. Сын тогда победил. Нелли не знала — радоваться или плакать.
— Нелли, когда Мирче Луческу исполнилось 60, вы привели его в один из донецких бутиков и уговорили купить модные джинсы. Зачем? Вы чувствуете, что муж стареет?
— Нет, нет, он для меня такой же, как и много лет назад. Я не знаю, сколько лет еще мы будем ощущать себя молодыми? Хотя у него очень трудная работа, всегда на эмоциях, малейшая ошибка — сразу критика. Но в памяти все равно остается только хорошее. Знаете, одна моя коллега вскоре после замужества плакала: "Больше нет трепета в отношениях с мужем". Я тогда еще подумала, что меня это чувство никогда не оставляет.
— Вы познакомились в столовой университета, когда Мирча галантно уступил вам место в очереди. Это была любовь с первого взгляда?
— Не могу сказать, что влюбилась сразу. Мне понравилась его улыбка. Ласковый, теплый, он умел ухаживать, читал стихи и каждый раз из-за границы привозил подарки.
— Ваших родных не смущало, что встречаетесь с футболистом?
— Когда мы решили пожениться, никто из родителей не пришел в восторг. Мирча был еще очень молод — 21 год, к тому же содержал всю семью, и его близкие опасались, что он больше не станет этого делать. Но если б мы не поженились, я должна была бы уехать по направлению в другой город, и мы расстались бы надолго.
— Но вы и так расставались все время. Не грустно было засыпать и просыпаться в одиночестве?
— Наша семейная жизнь началась с того, что сразу после регистрации брака Мирча сел в трамвай и уехал на стадион. Его подолгу не бывало дома. Помню, однажды вечером иду по улице, а навстречу — влюбленные пары, обнявшись. И мне стало так обидно... Я даже заплакала. Но со временем привыкла ждать и никогда не упрекала его... Даже гордилась тем, что мой муж — известный футболист. И сейчас горжусь — ведь ему аплодируют огромные стадионы. В тех странах, где он когда-то работал, встречают с восхищением.
— У вас наверняка было много поклонников.
- (Смутившись). Были, как и у всех молодых женщин. Но поводов для ревности я не давала мужу никогда. И вообще, я не публичный человек. Одно время мне пришлось работать на радио — готовила детскую программу, писала сценарии, но интервью стеснялась брать. Я хотела стать актрисой — не прошла по конкурсу в театральный. Теперь понимаю, что это было к лучшему...
— А кто хозяин в семье? Оставляет ли господин Луческу командный тон за порогом дома?
— Дома он тоже немного диктатор. Но мы вместе уже столько лет, что меня это не пугает. Когда он расстроен неудачами, я стараюсь его не беспокоить. Умею молчать. Иногда, конечно, могу вспылить в ответ, если меня задевает его отношение. Тогда он извиняется, и наступает мир. Главное, что мы понимаем друг друга.
— Он сильный человек, уверенный в себе. Но вам никогда не хотелось его защитить?
— Да, было много таких моментов — когда он играл и когда уже стал тренером. Он очень страдал, проигрывая матчи, и я как могла поддерживала его, говорила, что в футболе так случается часто и что все будет хорошо. А больших несчастий, спасибо Богу, в нашей жизни не было. Я не считаю себя сильной женщиной. Но Мирча в шутку говорит друзьям, что я только с виду такая мягкая, слабенькая. А на самом деле...
— Вы разбираетесь в футболе?
— Ничего не понимаю, хоть иногда и высказываю мужу свое мнение о том, что вижу на поле, даже критикую. Тогда он подсмеивается надо мной. Думаю, я больше могу помочь ему тем, что создаю домашнюю атмосферу, рассказываю, что читала, чему удивилась, — о спектаклях, фильмах, выставках. Вдруг это каким-то образом пригодится ему и для футбола?
— Ваш сын Разван Луческу переиграл отца на донецком поле. Вы за кого болели?
— Ой, я переживала ужасно. Мое сердце разделилось на две половины, и я не знала — радоваться или плакать. Накануне того матча сказала сыну по телефону: "Вам никто не уступит. Вы должны бороться", но втайне надеялась, что будет ничья. А когда "Шахтер" проиграл, мне стало так неловко перед президентом клуба, болельщиками. И гордость Мирчи Луческу, конечно, была сильно задета.
— Вам часто приходилось мирить мужа с сыном?
— А они никогда не ссорились. Разван относится к отцу с глубоким уважением. Даже моя невестка сказала как-то, что никогда не видела таких отношений ни в одной семье. И внуки тоже с нами дружат. Матею 12 лет, и он совсем не увлекается футболом. Его интересуют машины, он, наверное, мог бы стать хорошим инженером. А вот внучка Мария (ей уже 15) к футболу неравнодушна. Часто бывает на стадионе со своим отцом. Мы старались, чтобы у нас получилась хорошая семья. Когда-то ко дню рождения сына решила написать ему несколько пожеланий, наставлений — а их набралось больше 30-ти. Внуков тоже учила всегда: нужно уважать людей, все хорошее к вам же вернется, и вы будете счастливы.
— Вы жили в Милане, в Стамбуле, а теперь — в Донецке. Не скучаете вдали от родины?
— Я не умею скучать. Бывает, уже вечер, а я удивляюсь: как быстро время пролетело. Общаюсь с родными по телефону, читаю. Спасибо, хозяйка оставила в доме хорошую библиотеку. Мне нравится Донецк. Здесь спокойнее, чем в Бухаресте. Из нашего окна можно наблюдать такие фиолетовые закаты! Донецкое небо очень красивое. Кое-где у вас еще остались маленькие дома, напоминающие мне старую Украину, о которой мне рассказывали бабушка и мама. Они ведь родом из Украины, между прочим. До войны жили в Аккермане — кажется, так назывался раньше Белгород-Днестровский. Вместе со многими другими семьями, которые покидали Бессарабию и Буковину, уехали в Румынию. Думали — на время. Но так случилось, что навсегда. Я родилась уже там.
— Вы уже успели ближе познакомиться с Украиной?
— К сожалению, я почти еще нигде не была. Только в Краснодоне. В школе много слышала о "Молодой гвардии", и теперь я своими глазами увидела те места, где погибли Любовь Шевцова, Олег Кошевой. Еще хотелось бы побывать на Сорочинской ярмарке и в Киеве. Вся ваша история — она такая интересная и такая трагичная. Я хочу путешествовать и в то же время боюсь, что не справлюсь с эмоциями. У меня, наверное, славянская душа.
Татьяна ОРЕЛ
Специально для "Бульвара Гордона"
